ЗАМЕТКИ О СОФИОЛОГИИ О,СЕРГИЯ БУЛГАКОВА
Антиномия свободы и предопределения проходит через всю историю Христианской мысли. Но главное для человека, это не само по себе "оправдание Бога" (Теодицея), а вопрос о собственном будущем. О.Сергий так формулировал морально-онтологический аспект этой антиномии: "Если Бог не может предотвратить конечную гибель хотя бы части человечества, то Он не всемогущ. А если Он может предотвратить, но допускает такую погибель, то Он не милосерден". Если вдуматься в эту антиномию, то мозги начинают плавиться. И "правильно делают, что плавятся". Чтобы начать "понимать Бога", наш природный разум должен умереть, чтобы заново возродиться по образу Своего Творца. И если кто-то скажет, что это сделать легко, то будет сильно неправ.
В своем учении о "всеобщем спасении", Булгаков тут же начинает "опережать Бога" и пытается "спасти", хотя бы и в своем собственном сознании, таких грешников, как Иван Карамазов и даже Иуда Искариотский. Все "логично", но в том и трудность, чтобы отказаться от естественной логики, не отказываясь при этом от разума.
Для современного человека Христианство одновременно и соблазн и безумие. Не пережив одновременно абсолютную непостижимость Бога и в то же время Его бесконечную близость к нам (к нашему сердцу и разуму), невозможно по-настоящему проникнуться духом Христианства.
Кто может окончательно разрешить антиномию предопределения и свободы? В том числе дать окончательную оценку учения о. Сергия Булгакова. Последний Собор, признаваемый как Православной, так и Католической Церковью – VII (787 г) или II Никейский (осуждение иконоборчества и разделение поклонения Богу и почитания икон). Собор установил, что ввиду подлинности человеческой природы Христа, возможны Его изображения как человека. И только первые 2 Собора признаются всеми христианами без исключения. Так что при обычном течении исторической жизни, без какого-то чрезвычайного вмешательства Главы Церкви - Иисуса Христа, подлинно Вселенский Собор, объединяющий всех христиан, неосуществим.
В силу такого положения христиане вынуждены жить в условиях свободы. Это не значит, что Истина не существует или недоступна человеку, но лишь то, что в нынешних условиях формального признака богословской Истины не существует. Разумеется, это относится только к тем вопросам, по которым 7 Вселенских Соборов не приняли Догматических определений.
К таким спорным вопросам, не решенным Вселенскими Соборами, относятся Хилиазм, Софиология, Имяславие, Исихазм, Экуменизм, границы Церкви, Апокатастасис. Единственный выход для консерваторов, не допускающих возможности христианской жизни в условиях свободы, является признание этих Теологуменов несуществующими. То есть любая богословская идея, выходящая за рамки 7-ми Вселенских Соборов, должна быть признана "еретической" не в силу своего содержания, а просто в силу своей видимой "новизны". Хотя сторонники этих Теологуменов стараются возвести их к самому началу Церкви. Например, Хилиазм – это уж точно учение апостольской эпохи, от которого отказались только в Имперский период.
Насчет того, что "Апокатастасис осужден V Собором", идут большие споры. Несомненно лишь то, что это учение осуждено не само по себе, а только В СВЯЗИ с учением Оригена о "предсуществовании душ". Отсутствие соборного осуждения, конечно, не предрешает, верно или ошибочно это учение по существу.
Также и учение о Тысячелетнем Царстве Христа на земле ("Хилиазм") осуждено II Вселенским Собором не само по себе, а только В СВЯЗИ с учением Аполлинария Лаодикийского, который утверждал, что якобы "Сын меньше Отца", потому что "Царство Отца вечное", а "Царство Сына временное, всего 1000 лет".
"Учение о Страшном Суде" глубоко укоренилось в течение всей истории Церкви. Просто никому даже не приходит в голову, что можно мыслить как-то иначе. Пока не появляются "нарушители спокойствия" вроде о.Сергия Булгакова и заставляют задуматься о том, что раньше никаких мыслей не вызывало. Опять же, это не означает, что о.Сергий прав по существу, но сам по себе его взгляд на истины веры не как на прописные истины, а как на поразительное откровение от Бога, которое еще надо осмыслить – это не "ересь", но великая его заслуга перед Церковью.
Я думаю, что вопрос о новом Вселенском Соборе совершенно в наших условиях, при нормальном ходе вещей, не стоит. Во-первых, потому, что нет такой проблемы, которая волновала бы всех Христиан одновременно, и во-вторых, потому, что нет организующей силы, которая сделала бы подобный Собор возможным. Во всех прежних Соборах такой организующей силой был Православный Император. Вопрос, который волнует всех без исключения Христиан, вполне реально и очень скоро может возникнуть - и это вопрос о строительстве Третьего Храма. Здесь возможны два противоположных Теологумена. 1) Это есть "храм Божий", "святое место", "святилище могущества", часть которого ("крыло храма") на короткое время захватит Зверь (Антихрист). Или, напротив, 2) Новый Храм в Иерусалиме изначально есть "замысел Сатаны", "тайна беззакония", специально направленная на ускорение и подготовку прихода Антихриста. В связи с Храмом может появиться также и объединяющий человечество Царь нового типа: одни сочтут Его "служителем Иисуса", главой Тысячелетнего Царства; другие будут искренне и фанатично убеждены, что Он и есть никто иной как "сам антихрист". Вот Он и соберет Вселенский Собор, который утвердит все важнейшие истины. Но вскоре после этого придет настоящий Антихрист, который соберет свой собор, чтобы отменить все решения предыдущего и утвердить ту всеобъемлющую и коварную ложь, в которой объединятся все ереси и лжеучения предыдущих веков. А потом - Армагеддон и Тысячелетнее Царство...
И все это – темы богословских поисков о. Сергия Булгакова.
Некоторая нечеткость различения божественного и тварного у о.Сергия, конечно, имеет место. Подобные неточности можно найти и у св.Отцов (св.Григорий Богослов, св.Григорий Нисский и др.) Соборным разумом Церкви эти неточности будут исправлены, но в целом о. Сергий открывает новую страницу православного богословия. Как говорил о нем митр Евлогий: "Человек, который ТАК молится, не может быть неправославным". Тон в огульном осуждении богословия о.Сергия задал митр. Сергий (Страгородский) с его Синодом в 1935 г., а через два года это осуждение подхватил Архиерейский Собор РПЦЗ. Аргументы против "софиологии" обобщил в своей книге арх. Серафим (Соболев). Специальная научно-богословская комиссия Парижской архиепископии отвергла все обвинения в ереси в адрес о. Сергия. Решение этого спора, как и вопроса об Имяславии, принадлежит будущему.
"Поставить Бога в зависимость от людей", скорее, стремился богословский антипод о.Сергия - Николай Бердяев, в своем учении об "антропологическом откровении человека Богу". Абсолютизируя идею тварной свободы, Бердяев утверждал, что Бог якобы не может предвидеть решения человеческой свободы (а если может, то "это – не свобода). У о.Сергия – противоположная крайность: "Человеческая воля не может быть сильнее Божественной Любви, поэтому все предопределены к конечному спасению". Видимо, решение этой "логической апории" лежит в признании онтологической неспособности тварного разума постичь абсолютную тайну Божественной природы: Бог предвидит все решения человеческой свободы, которая от этого не перестает быть истинной свободой. Православное богословие всегда вырастало из осознания подобных неразрешимых для человеческого разума антиномий. Догматы о Троице и о двух природах Иисуса Христа точно так же абсолютно непостижимы - от этого они не перестают быть истинными.
Самый главный упрек к нему – по поводу «пантеизма», смешении Божественного и тварного.
Мы все очень склонны все хорошее и красивое в мире (особенно в природе) называть "божественным". При этом мы смешиваем "образ Божий", запечатленный на творении, с Самим Богом по существу. Это можно сравнить с тем, как если бы мы образ близкого человека (портрет, фотографию) отождествили с ним самим. Конечно, фотография нам о нем НАПОМИНАЕТ, но если она нам станет его ЗАМЕНЯТЬ, то это уже будет психологическим извращением, под названием "фетишизм". В иконоборчестве была своя относительная "правда": в то время нередким было обожествление икон, когда они становились подобными языческим идолам. В тяжкой вековой борьбе с этой ересью Церковь четко определила роль и границы иконопочитания. Вот в связи с этим вопросом: различения между Образом и Сущностью – поставленном на предельной философской глубине, как раз и возникли смущающие православный разум "софиологические" построения о. Сергия Булгакова. Поскольку Божественный Первообраз напечатлен на тварной природе, то возникает соблазн понимать Образ как нечто существующее независимо от "материала", в котором он запечатлен. Так и появляется булгаковская идея "Софии" как некоего начала, ОБЩЕГО Творцу и творению. И далее делается вполне "логичный" вывод, что это общее "начало" якобы "предшествует" различению и разделению Бога и творения. Избежать этого явно неприемлемого для православного Богомыслия вывода можно лишь путем принятия четкого утверждения: никакой образ ни в каком смысле не существует вне той "материи", в которой он запечатлен. А это может быть либо "материя" Божественная - либо материя сотворенная, и между ними – онтологическая пропасть. Преодолевается эта пропасть лишь действием в творении Божественных Энергий. Эти Энергии могут при содействии человеческой свободной воли ("куда мы Его позвали") наполнять творение изнутри, но они от этого не перестают быть Божественными по природе.
По поводу красивой идеи, что "благодать Божия повсюду" вспоминается рассказ об одном знаменитом хасидском ребе. Однажды он спросил собравшихся учеников и друзей: "Братья мои, скажите, где в мире пребывает Б-г?" Они смущенно ответили: "Ребе, тебе ли не знать, что Б-г пребывает везде". "Нет, братья мои, Вы неправы. Г-дь Б-г пребывает лишь там, куда мы Его позвали..."
Освобождение софиологии от соблазна пантеистического смешения открывает нам путь к постижению Божественных Первообразов мира. Святитель Григорий Богослов так говорил об этих первообразах: "Мирородный Ум рассматривал также в великих своих умопредставлениях Им же составленные образы мира, который произведен впоследствии, но для Бога и тогда был настоящим. У Бога все пред очами – и что будет, и что было, и что есть теперь. Для меня такое разделение (настоящее, будущее, прошедшее) положено временем, а для Бога все сливается в одно (т.е. существует в единстве)".
И самое для нас важное, что Бог, непостижимый для нас по Своему Существу, постижим в Своих Энергиях (Действиях), в том числе и в Первообразах мира, Которые предвечно Ему присущи. В Божественном Замысле содержится вечный прообраз каждого из нас, и при определенном расположении нашего духа Он может приоткрыть нам этот первообраз. Показать нас такими, как Он нас задумал и хочеть видеть. Поскольку Первообразы Божественны и вечны, а мы тварны и существуем во времени - то это постижение в принципе не может быть завершено, и мы поэтому имеем вечную перспективу возрастания в свой собственный первообраз.
Но мы свободны принять или отвергнуть этот свой первообраз. Отвергая Бога, мы тем самым отвергаем наше собственное бытие.
Он не решает за нас, но и не ждет пассивно нашего решения. Он нам незаметно помогает, подсказывает, ставит в ситуации, которые подталкивают нас к решительным внутренним действиям, посылает испытания, которые способствуют нашему духовному росту. То есть делает в точности то, что делают (или должны делать) родители со своими детьми. Масштаб иной, а суть та же.
Великий Ньютон, на памятнике которому высечены слова: "Превзошедшему разумом человеческий род", написал в своем дневнике: "Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камушек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается перед ним неизведанным". И если Ньютон говорит так всего лишь о материальной Природе, то что тогда можно сказать о Боге, Который эту Природу задумал и сотворил, а теперь готовит ее к новым этапам внутреннего Преображения, чтобы, во главе с Человеком, вечно вести ее от славы к славе...
Антиномия свободы и предопределения проходит через всю историю Христианской мысли. Но главное для человека, это не само по себе "оправдание Бога" (Теодицея), а вопрос о собственном будущем. О.Сергий так формулировал морально-онтологический аспект этой антиномии: "Если Бог не может предотвратить конечную гибель хотя бы части человечества, то Он не всемогущ. А если Он может предотвратить, но допускает такую погибель, то Он не милосерден". Если вдуматься в эту антиномию, то мозги начинают плавиться. И "правильно делают, что плавятся". Чтобы начать "понимать Бога", наш природный разум должен умереть, чтобы заново возродиться по образу Своего Творца. И если кто-то скажет, что это сделать легко, то будет сильно неправ.
В своем учении о "всеобщем спасении", Булгаков тут же начинает "опережать Бога" и пытается "спасти", хотя бы и в своем собственном сознании, таких грешников, как Иван Карамазов и даже Иуда Искариотский. Все "логично", но в том и трудность, чтобы отказаться от естественной логики, не отказываясь при этом от разума.
Для современного человека Христианство одновременно и соблазн и безумие. Не пережив одновременно абсолютную непостижимость Бога и в то же время Его бесконечную близость к нам (к нашему сердцу и разуму), невозможно по-настоящему проникнуться духом Христианства.
Кто может окончательно разрешить антиномию предопределения и свободы? В том числе дать окончательную оценку учения о. Сергия Булгакова. Последний Собор, признаваемый как Православной, так и Католической Церковью – VII (787 г) или II Никейский (осуждение иконоборчества и разделение поклонения Богу и почитания икон). Собор установил, что ввиду подлинности человеческой природы Христа, возможны Его изображения как человека. И только первые 2 Собора признаются всеми христианами без исключения. Так что при обычном течении исторической жизни, без какого-то чрезвычайного вмешательства Главы Церкви - Иисуса Христа, подлинно Вселенский Собор, объединяющий всех христиан, неосуществим.
В силу такого положения христиане вынуждены жить в условиях свободы. Это не значит, что Истина не существует или недоступна человеку, но лишь то, что в нынешних условиях формального признака богословской Истины не существует. Разумеется, это относится только к тем вопросам, по которым 7 Вселенских Соборов не приняли Догматических определений.
К таким спорным вопросам, не решенным Вселенскими Соборами, относятся Хилиазм, Софиология, Имяславие, Исихазм, Экуменизм, границы Церкви, Апокатастасис. Единственный выход для консерваторов, не допускающих возможности христианской жизни в условиях свободы, является признание этих Теологуменов несуществующими. То есть любая богословская идея, выходящая за рамки 7-ми Вселенских Соборов, должна быть признана "еретической" не в силу своего содержания, а просто в силу своей видимой "новизны". Хотя сторонники этих Теологуменов стараются возвести их к самому началу Церкви. Например, Хилиазм – это уж точно учение апостольской эпохи, от которого отказались только в Имперский период.
Насчет того, что "Апокатастасис осужден V Собором", идут большие споры. Несомненно лишь то, что это учение осуждено не само по себе, а только В СВЯЗИ с учением Оригена о "предсуществовании душ". Отсутствие соборного осуждения, конечно, не предрешает, верно или ошибочно это учение по существу.
Также и учение о Тысячелетнем Царстве Христа на земле ("Хилиазм") осуждено II Вселенским Собором не само по себе, а только В СВЯЗИ с учением Аполлинария Лаодикийского, который утверждал, что якобы "Сын меньше Отца", потому что "Царство Отца вечное", а "Царство Сына временное, всего 1000 лет".
"Учение о Страшном Суде" глубоко укоренилось в течение всей истории Церкви. Просто никому даже не приходит в голову, что можно мыслить как-то иначе. Пока не появляются "нарушители спокойствия" вроде о.Сергия Булгакова и заставляют задуматься о том, что раньше никаких мыслей не вызывало. Опять же, это не означает, что о.Сергий прав по существу, но сам по себе его взгляд на истины веры не как на прописные истины, а как на поразительное откровение от Бога, которое еще надо осмыслить – это не "ересь", но великая его заслуга перед Церковью.
Я думаю, что вопрос о новом Вселенском Соборе совершенно в наших условиях, при нормальном ходе вещей, не стоит. Во-первых, потому, что нет такой проблемы, которая волновала бы всех Христиан одновременно, и во-вторых, потому, что нет организующей силы, которая сделала бы подобный Собор возможным. Во всех прежних Соборах такой организующей силой был Православный Император. Вопрос, который волнует всех без исключения Христиан, вполне реально и очень скоро может возникнуть - и это вопрос о строительстве Третьего Храма. Здесь возможны два противоположных Теологумена. 1) Это есть "храм Божий", "святое место", "святилище могущества", часть которого ("крыло храма") на короткое время захватит Зверь (Антихрист). Или, напротив, 2) Новый Храм в Иерусалиме изначально есть "замысел Сатаны", "тайна беззакония", специально направленная на ускорение и подготовку прихода Антихриста. В связи с Храмом может появиться также и объединяющий человечество Царь нового типа: одни сочтут Его "служителем Иисуса", главой Тысячелетнего Царства; другие будут искренне и фанатично убеждены, что Он и есть никто иной как "сам антихрист". Вот Он и соберет Вселенский Собор, который утвердит все важнейшие истины. Но вскоре после этого придет настоящий Антихрист, который соберет свой собор, чтобы отменить все решения предыдущего и утвердить ту всеобъемлющую и коварную ложь, в которой объединятся все ереси и лжеучения предыдущих веков. А потом - Армагеддон и Тысячелетнее Царство...
И все это – темы богословских поисков о. Сергия Булгакова.
Некоторая нечеткость различения божественного и тварного у о.Сергия, конечно, имеет место. Подобные неточности можно найти и у св.Отцов (св.Григорий Богослов, св.Григорий Нисский и др.) Соборным разумом Церкви эти неточности будут исправлены, но в целом о. Сергий открывает новую страницу православного богословия. Как говорил о нем митр Евлогий: "Человек, который ТАК молится, не может быть неправославным". Тон в огульном осуждении богословия о.Сергия задал митр. Сергий (Страгородский) с его Синодом в 1935 г., а через два года это осуждение подхватил Архиерейский Собор РПЦЗ. Аргументы против "софиологии" обобщил в своей книге арх. Серафим (Соболев). Специальная научно-богословская комиссия Парижской архиепископии отвергла все обвинения в ереси в адрес о. Сергия. Решение этого спора, как и вопроса об Имяславии, принадлежит будущему.
"Поставить Бога в зависимость от людей", скорее, стремился богословский антипод о.Сергия - Николай Бердяев, в своем учении об "антропологическом откровении человека Богу". Абсолютизируя идею тварной свободы, Бердяев утверждал, что Бог якобы не может предвидеть решения человеческой свободы (а если может, то "это – не свобода). У о.Сергия – противоположная крайность: "Человеческая воля не может быть сильнее Божественной Любви, поэтому все предопределены к конечному спасению". Видимо, решение этой "логической апории" лежит в признании онтологической неспособности тварного разума постичь абсолютную тайну Божественной природы: Бог предвидит все решения человеческой свободы, которая от этого не перестает быть истинной свободой. Православное богословие всегда вырастало из осознания подобных неразрешимых для человеческого разума антиномий. Догматы о Троице и о двух природах Иисуса Христа точно так же абсолютно непостижимы - от этого они не перестают быть истинными.
Самый главный упрек к нему – по поводу «пантеизма», смешении Божественного и тварного.
Мы все очень склонны все хорошее и красивое в мире (особенно в природе) называть "божественным". При этом мы смешиваем "образ Божий", запечатленный на творении, с Самим Богом по существу. Это можно сравнить с тем, как если бы мы образ близкого человека (портрет, фотографию) отождествили с ним самим. Конечно, фотография нам о нем НАПОМИНАЕТ, но если она нам станет его ЗАМЕНЯТЬ, то это уже будет психологическим извращением, под названием "фетишизм". В иконоборчестве была своя относительная "правда": в то время нередким было обожествление икон, когда они становились подобными языческим идолам. В тяжкой вековой борьбе с этой ересью Церковь четко определила роль и границы иконопочитания. Вот в связи с этим вопросом: различения между Образом и Сущностью – поставленном на предельной философской глубине, как раз и возникли смущающие православный разум "софиологические" построения о. Сергия Булгакова. Поскольку Божественный Первообраз напечатлен на тварной природе, то возникает соблазн понимать Образ как нечто существующее независимо от "материала", в котором он запечатлен. Так и появляется булгаковская идея "Софии" как некоего начала, ОБЩЕГО Творцу и творению. И далее делается вполне "логичный" вывод, что это общее "начало" якобы "предшествует" различению и разделению Бога и творения. Избежать этого явно неприемлемого для православного Богомыслия вывода можно лишь путем принятия четкого утверждения: никакой образ ни в каком смысле не существует вне той "материи", в которой он запечатлен. А это может быть либо "материя" Божественная - либо материя сотворенная, и между ними – онтологическая пропасть. Преодолевается эта пропасть лишь действием в творении Божественных Энергий. Эти Энергии могут при содействии человеческой свободной воли ("куда мы Его позвали") наполнять творение изнутри, но они от этого не перестают быть Божественными по природе.
По поводу красивой идеи, что "благодать Божия повсюду" вспоминается рассказ об одном знаменитом хасидском ребе. Однажды он спросил собравшихся учеников и друзей: "Братья мои, скажите, где в мире пребывает Б-г?" Они смущенно ответили: "Ребе, тебе ли не знать, что Б-г пребывает везде". "Нет, братья мои, Вы неправы. Г-дь Б-г пребывает лишь там, куда мы Его позвали..."
Освобождение софиологии от соблазна пантеистического смешения открывает нам путь к постижению Божественных Первообразов мира. Святитель Григорий Богослов так говорил об этих первообразах: "Мирородный Ум рассматривал также в великих своих умопредставлениях Им же составленные образы мира, который произведен впоследствии, но для Бога и тогда был настоящим. У Бога все пред очами – и что будет, и что было, и что есть теперь. Для меня такое разделение (настоящее, будущее, прошедшее) положено временем, а для Бога все сливается в одно (т.е. существует в единстве)".
И самое для нас важное, что Бог, непостижимый для нас по Своему Существу, постижим в Своих Энергиях (Действиях), в том числе и в Первообразах мира, Которые предвечно Ему присущи. В Божественном Замысле содержится вечный прообраз каждого из нас, и при определенном расположении нашего духа Он может приоткрыть нам этот первообраз. Показать нас такими, как Он нас задумал и хочеть видеть. Поскольку Первообразы Божественны и вечны, а мы тварны и существуем во времени - то это постижение в принципе не может быть завершено, и мы поэтому имеем вечную перспективу возрастания в свой собственный первообраз.
Но мы свободны принять или отвергнуть этот свой первообраз. Отвергая Бога, мы тем самым отвергаем наше собственное бытие.
Он не решает за нас, но и не ждет пассивно нашего решения. Он нам незаметно помогает, подсказывает, ставит в ситуации, которые подталкивают нас к решительным внутренним действиям, посылает испытания, которые способствуют нашему духовному росту. То есть делает в точности то, что делают (или должны делать) родители со своими детьми. Масштаб иной, а суть та же.
Великий Ньютон, на памятнике которому высечены слова: "Превзошедшему разумом человеческий род", написал в своем дневнике: "Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камушек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается перед ним неизведанным". И если Ньютон говорит так всего лишь о материальной Природе, то что тогда можно сказать о Боге, Который эту Природу задумал и сотворил, а теперь готовит ее к новым этапам внутреннего Преображения, чтобы, во главе с Человеком, вечно вести ее от славы к славе...
Лев Регельсон
Комментариев нет:
Отправить комментарий