СЕРГИАНСТВО НЕ ДОГМА, А РУКОВОДСТВО К ДЕЙСТВИЮ
Пятьдесят лет назад, 21 ноября 1965 г., два клирика Московской Патриархии священник Николай Эшлиман (г. Москва) и священник Глеб Якунин (г. Дмитров) отправили Святейшему Патриарху Алексию (Симанскому) «Открытое письмо».
Священники извещали Патриарха:
«Копии «Открытого письма Святейшему Патриарху» адресуются нами правящим Архиереям Русской Православной Церкви.
Одновременно авторы «Открытого письма», как граждане СССР, направляют в высшие органы государственной власти и Генеральному Прокурору Советского Союза заявление с протестом против незаконных действий руководителей и уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР. (Копия заявления прилагается к настоящему письму)».
Ещё одно «Открытое письмо» также было послано тогдашнему формальному «президенту», номинальному главе СССР Н.В. Подгорному.
Письмо было неслыханной дерзостью: никогда в истории Русской Православной Церкви ни одни священник не дерзал так говорить с Патриархом, со Священным Синодом, с высшими государственными чиновниками.
Безошибочно осознавая, каким будет ответ Патриарха, священники закончили своё «Письмо» словами Иисуса Христа, сказанными две тысячи лет назад на допросе у первосвященника Анны.
«Ваше Святейшество! Предвидя, что некоторые недобросовестные советники Ваши будут побуждать Вас ответить на наше искреннее письмо Архипастырским прещением, мы хотим напомнить Вам величественные слова нашего Господа: «Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?» (Ин.18:23).
Естественно, в 1965 г. никто в Московской Патриархии не удосужился показать, «что худо».
У письма было много недостатков: оно было избыточно высокопарным, слишком длинным, даже занудным, но факты были неоспоримы. Поэтому даже самые благожелательные архиереи били священников по лицу всё с теми же словами из Евангелия: «Ты как разговариваешь с первосвященником?!» (Ин.18:22).
Так, например, писал им архиепископ Феодосий:
«…считаю своим долгом все же указать на допущенные Вами серьёзные ошибки, заключающиеся в несправедливых упрёках в адрес нашей иерархии, в недопустимо дерзком и обличительном тоне Ваших письменных обращений, в оскорбительной и бестактной форме выражения своих мнений и в самомнении в деле отстаивания Правды Церковной.
Какую бы высшую правду Вы не защищали, как бы Вы не любили Церковь Божию и не заботились о её благе, о чём вы неоднократно упоминаете, Вы не имели ни нравственного, ни канонического права терять тон сыновней почтительности и сдержанной учтивости и впадать в бестактную запальчивость и обличительный тон по отношению к нашему первосвятителю, Святейшему Патриарху Алексию, к которому все мы относимся с искренней сыновней любовью и глубочайшим почтением.
Поэтому Вам необходимо принести покаяние и смиренно испросить прощения за свою горячность, несдержанность и неуместную дерзновенность, досадившую отеческому сердцу Святейшего Патриарха, ожидающего со скорбию Вашего сыновнего раскаяния в допущенных Вами ошибках» (Бычков С.С. Освобождение от иллюзий. – М.: «Тэтис Паблишн, 2010. – С.506).
Сам первосвященник Алексий (Симанский) тоже очень возмутился. Он направил циркулярное письмо всем правящим архиереями РПЦ МП, в котором говорилось: «Мы запретили их в священнослужении до раскаяния и прекращения ими вредной для Церкви деятельности…
В их действиях мы усматриваем и стремление возвести клевету на государственные органы. Попытка отдельных лиц выступить в роли непризванных судей Высшей Церковной Власти и желание их возвести клевету на государственные органы не служит интересам Церкви и имеет целью нарушить благожелательные отношения между государственными органами и нашей Церковью.
Клеветнические обвинения в адрес Высшей Церковной Власти могут быть использованы враждебно относящимися к нашей Церкви и Отечеству некоторыми зарубежными кругами во вред Церкви и нашей Родины…»
(Русская Православная Церковь в советское время (1917 – 1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. В 2 кн. / Сост. Г.Штриккер. – Книга 2. – М.: Пропилеи, 1995. – С.68-69).
К великому сожалению Московская Патриархия по сей день остаётся сергианской, она за пятьдесят лет не опубликовала ни текст «Открытого письма», ни отзывы на него тогдашних епархиальных архиереев. Это была бы любопытнейшая и весьма объективная страница истории РПЦ МП. Излишне, думаю, повторять, что все ныне здравствующие официальные историки в объективности нашей истории заинтересованы меньше всего. В учебнике по истории РПЦ МП 1917-1990 гг. для духовных семинарий главный историограф профессор-протоиерей Владислав Цыпин пишет:
«В ноябре 1965 года священники Николай Эшлиман из Москвы и Глеб Якунин из Дмитрова направили два открытых письма на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного и Патриарха Московского и всея Руси Алексия. В письме Патриарху речь шла о заслугах Русской Церкви перед русской государственностью и культурой, о насильственном закрытии храмов в 1959-1964 годах. Второе письмо переполнено развязными обвинениями Патриахии, епископата и духовенства в попустительстве закрытию храмов; священники Н.Эшлиман и Г.Якунин потребовали немедленно созвать Поместный Собор и отменить постановление Архиерейского Собора 1961 года о реформе приходского управления.
Письма были переведены на иностранные языки, получили мировую огласку, дали толчок для развязывания широкой кампании в зарубежных средствах массовой информации против нашего государства и против иерархии Русской Православной Церкви. Эти письма, в которых правда была перемешана с демагогией, угрожали внести раздор в среду духовенства.
24 декабря 1965 года Патриарх Алексий I подписал резолюцию: «Священники Московской епархии Н.Эшлиман и Г.Якунин обратились к нам с так называемым «Открытым письмом», в котором предприняли попытку осуждения деяний Архиерейского Собора 1961 года, а также действий и распоряжений церковной власти. Не дождавшись какого-либо ответа на письмо, они самовольно разослали его копию всем епархиальным архиереям, пытаясь нарушить церковный мир и произвести соблазн в Церкви. Тем самым составители письма не выполнили данное ими перед рукоположением обещание (присягу) «проходить служение согласно с правилами церковными и указаниями начальства». Получившие копию письма архиереи присылают в Патриархию свои отзывы, в которых выражают несогласие с содержанием письма и возмущаются действиями двух священников, посягающих на церковный мир. Ввиду изложенного, поручить Преосвященному митрополиту Крутицкому Пимену указать составителям на незаконность и порочность их действий…, направленных на соблазн Церкви, и на соответствующем докладе Преосвященного иметь о священниках Н.Эшлимане и Г.Якунине особое суждение. Резолюцию сообщить циркулярно всем Преосвященным».
В мае митрополит Пимен беседовал с авторами открытых писем, надеясь на их раскаяние. Но они по-прежнему стояли на своём. 13 мая 1966 года митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен запретил их в священном служении». (Цыпин В. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. с.166-167).
Даже сейчас, когда Патриархия, говорят, «свободна», профессор увидел в «Письме» лишь то, что видели советские епископы 50 лет назад, что оно «переполнено развязными обвинениями Патриархии, епископата и духовенства в попустительстве закрытию храмов», что «правда в этих письмах была перемешана с демагогией», что письма «угрожали внести раздор в среду духовенства». А по существу дела – ни слова. Именно так реагировали на любую критику советские чиновники брежневско-черненковской эпохи: «Демагогия!»
«Открытое письмо» священников Николая Эшлимана и Глаба Якунина критиковало решения так называемого Архиерейского собора 18 июля 1961 г. Сегодня в РПЦ МП кажется нет ни одного человека, который сказал бы одно доброе слово о том «соборе» и о его решениях. Но почему-то всю вину теперь сваливают на Н.С. Хрущёва. Он, безусловно, был одержим. Но он разрушал Церковь руками своих подельников – высших иерархов тех лет, в первую очередь – молодых энергичных постоянных членов Священного Синода Никодима (Ротова), Алдексия (Ридигера), Пимена (Извекова).
Патриарх Кирилл так оценивает плоды Архиерейского собора 18 июля 1961 года:
«Положение Церкви сделалось при Хрущеве настолько удручающим, что некоторые священники, в частности мой отец, сравнивали этот период с временами сталинского гонения и говорили: «При Сталине было проще, тогда ставили к стенке или отправляли в лагеря. И всем все было ясно: вот друг, вот враг».
А здесь все делалось куда более изощренно, мерзко, Церковь начали подрывать изнутри. Государство решило, что священники не имеют права нести административную и финансовую ответственность. Все было передано в руки мирян – старост, которые назначались местными властями. Все деньги Церкви и вся административная власть находились в руках этих старост. А староста делал всё, чтобы разорить храм финансово. Все средства он старался сдать в так называемый Фонд мира либо в райисполком, где эти деньги втихую разворовывали чиновники. А ведь там были и добровольные от прихожан пожертвования, которые тоже до единой копейки проходили через руки старосты.
Помню, когда я приехал служить в город Вязьму, там вся местная власть питалась за счет собора. Увидел я в Вязьме, что роскошный храм в жутком состоянии, черный, как кузница, на клиросе стоят три ветхие старушки, поют, и больше никакого хора. Один священник ещё, убогий такой и еле живой. Я попросил, чтобы в храм явилась староста, а настоятель к вечеру отвечает: «Владыко, староста просила передать, что вы для нее не начальник».
Более того, были старосты, которые вмешивались и в богослужебную часть. Я никогда не забуду такого внешне невероятно благоговейного, по фамилии Людоговский, который напоминал Льва Толстого своей окладистой бородой. Он был старостой Троицкого собора Александро-Невской Лавры в Ленинграде. Он ездил за границу, и его везде принимали за такого русского интеллигента. На самом деле это была страшная, чудовищная личность. Под такой благоговейной внешностью скрывался гонитель Церкви, который строго выполнял указания местного уполномоченного Григория Семеновича Жаринова, а тот был принципиальным врагом Церкви, и дело доходило до того, что Людоговский, например, на праздник Крещения мог перекрыть воду. Вот заполнился чан воды, освящает воду настоятель или даже митрополит. Народу в Лавре 25-30 тысяч, поскольку другие-то храмы закрыты. Все стоят за водой. И вдруг… в трубах закончилась вода.
А ещё они пакостили так. Допустим, родители крестили дитя. Полагалось регистрировать паспорта родителей. А уж потом старосты выдавали эти записи местным властям. После тех родителей снимали с очереди на квартиру, увольняли с работы, урезали пенсии. А люди не понимали: что происходит? Мы пришли в церковь, а попы нас сдали?! Наверное, с тех времен и пошло в народе подозрение, дескать, у многих попов под рясами скрыты погоны офицеров КГБ».
(«Неизвестный» Патриарх Кирилл» / ред.-сост. А.Добросоцких. – М.: Даниловский благовестник, 2009. – С.30-32)
Сформулировано так умно, что вряд ли один читатель «Комсомольской правды» из ста тысяч ясно поймёт, кто же «начал подрывать Церковь изнутри». Миряне-старосты, которые «старались сдать все деньги в так называемый Фонд Мира»? В Президиуме Фонда Мира были всё те же шустрые члены Священного Синода. В каждом областном отделении Фонда – Его Высокопреосвященство, правящий архиерей, или, на худой конец, Высокопреподобие, отец секретарь епархии. Архиереев, которые успешнее других в тот Фонд гребли, храмы разоряли, государство награждало орденами и медалями, почётными грамотами. Уверен, ни одни кавалер тех советских орденов и медалей по сей день иудины награды в помойку не выкинул.
С первых дней священства, десять лет, мне приходилось тратить массу времени и сил на борьбу против того богомерзкого Фонда. Горжусь, что старосты храмов, где я служил, не смели сдавать деньги в Фонд Мира. (Об этом см. «Записки сельского священника»)
Может «Церковь подрывали изнутри» вяземская староста, для которой епископ «не начальник» и она говорить с ним не пожелала. Или незабвенный староста Людоговский, который «ездил за границу» (в советские-то годы?! С какой целью? Кто посылал? Кто валюту давал?)
Не вяземская староста и не Людоговский, который «напоминал Льва Толстого своей окладистой бородой», а Патриарх Алексий (Симанский), члены Священного Синода и все участники Архиерейского собора 18 июля 1961 г. – враги Церкви. Активные враги. Именно об этом и только об этом (правда, в более вежливой форме, «политкорректно»), писали в 1965 году священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. На Поместном сборе 1971 года главным защитником того губившего Церковь, «разрушавшего её изнутри» постановления 1961 г. был, естественно, митрополит Никодим (Ротов) – духовный отец, наставник, любимый герой ныне здравствующего Патриарха Кирилла. Архиепископ Василий, участник того Собора, вспоминал:
«Сначала митрополит Никодим, как он обыкновенно поступает в подобных случаях, хотя и спросил «мимоходом», записался ли я выступать завтра, долго говорил на всевозможные прямо не относящиеся к делу темы. Наконец он всё же спросил меня, о чём я собираюсь выступать на Соборе. Я ответил, что исключительно о постановлениях 1961 года, так как это единственный действительно важный и серьёзный вопрос, и в нём у меня разногласие с предлагаемыми решениями. Я буду говорить почти исключительно о канонической стороне, о нарушении принципа единства церковного управления, сосредоточенного в лице епископа. Это единство нарушается постановлениями 1961 года, они производят недопустимое для православных рассечение (дихотомию) между духовным и телесным, материальным. Поэтому по совести я не могу одобрить эти постановления и выскажу это на Соборе.
«Вы, конечно, свободны, – сказал на это митрополит Никодим, – выступать, как Вам угодно, но я не советую Вам это делать. Вы только вызовете против Вас раздражение среди епископов. Каноны мы и сами хорошо знаем, скажут, чего Вы приехали учить нас канонам. Вы принесёте вред Церкви». «А как же Вы говорили, – возразил я, – что никакого вреда для Церкви от моего выступления не будет? Или, может быть, Вам лично моё выступление повредит?». «Мне? Нисколько! Наоборот, если Вы выступите, я в ответ выступлю против Вас с филиппикой, и это будет, где нужно, вменено мне в заслугу. И я скажу, что Вы требуете от нас строгого исполнения канонов, а сами их не соблюдаете, когда это для Вас удобнее. Получится спор, не полезный для Церкви. Вы повредите Церкви». – «Вы так считаете, а ряд архиереев, здешних архиереев, считают, что постановления 1961 года вредны для Церкви, и советуют мне выступать». – «Кто эти архиереи?» – «Я этого не могу сказать». – «Да и не надо, я и так их знаю. Я всех архиереев знаю, кто что думает. Они у меня все как на ладони». – «Может быть, но я их не назову. Все это здешние архиереи, не заграничные». – «Не называйте, я все равно их знаю. Один из дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе. А третий из центральной России».
Я догадался, что митрополит Никодим имеет в виду архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами «из центральной России», я не мог тогда догадаться, узнал значительно позже. Во всяком случае я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать: «Если хотите принести вред Церкви, то выступайте. Никто кроме Вас не выступит. А Вы принесете вред Церкви». Я был поставлен в трудное положение: принести вред Церкви я не хотел, но и промолчать тоже не считал правильным. Я обратился тогда с вопросом к митрополиту Антонию, который присутствовал в этой части разговора, но все время молчал: «Владыко, как Ваше мнение?» «Я думаю, – ответил митрополит Антоний, – что если мы одни, заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут молчать, то это будет иметь смысл: вот, мы герои, а все здешние трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступлением бросим такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями». Эта аргументация митрополита Антония меня психологически более обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел, и само подозрение, что я хочу быть героем, было для меня нравственно тяжким. (Сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония была неправильна). (Архиеп. Василий Кривошеин. Воспоминания. Письма. – Нижний Новгород, 1998. – С.433-435).
Интернет-Собор
Пятьдесят лет назад, 21 ноября 1965 г., два клирика Московской Патриархии священник Николай Эшлиман (г. Москва) и священник Глеб Якунин (г. Дмитров) отправили Святейшему Патриарху Алексию (Симанскому) «Открытое письмо».
Священники извещали Патриарха:
«Копии «Открытого письма Святейшему Патриарху» адресуются нами правящим Архиереям Русской Православной Церкви.
Одновременно авторы «Открытого письма», как граждане СССР, направляют в высшие органы государственной власти и Генеральному Прокурору Советского Союза заявление с протестом против незаконных действий руководителей и уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР. (Копия заявления прилагается к настоящему письму)».
Ещё одно «Открытое письмо» также было послано тогдашнему формальному «президенту», номинальному главе СССР Н.В. Подгорному.
Письмо было неслыханной дерзостью: никогда в истории Русской Православной Церкви ни одни священник не дерзал так говорить с Патриархом, со Священным Синодом, с высшими государственными чиновниками.
Безошибочно осознавая, каким будет ответ Патриарха, священники закончили своё «Письмо» словами Иисуса Христа, сказанными две тысячи лет назад на допросе у первосвященника Анны.
«Ваше Святейшество! Предвидя, что некоторые недобросовестные советники Ваши будут побуждать Вас ответить на наше искреннее письмо Архипастырским прещением, мы хотим напомнить Вам величественные слова нашего Господа: «Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?» (Ин.18:23).
Естественно, в 1965 г. никто в Московской Патриархии не удосужился показать, «что худо».
У письма было много недостатков: оно было избыточно высокопарным, слишком длинным, даже занудным, но факты были неоспоримы. Поэтому даже самые благожелательные архиереи били священников по лицу всё с теми же словами из Евангелия: «Ты как разговариваешь с первосвященником?!» (Ин.18:22).
Так, например, писал им архиепископ Феодосий:
«…считаю своим долгом все же указать на допущенные Вами серьёзные ошибки, заключающиеся в несправедливых упрёках в адрес нашей иерархии, в недопустимо дерзком и обличительном тоне Ваших письменных обращений, в оскорбительной и бестактной форме выражения своих мнений и в самомнении в деле отстаивания Правды Церковной.
Какую бы высшую правду Вы не защищали, как бы Вы не любили Церковь Божию и не заботились о её благе, о чём вы неоднократно упоминаете, Вы не имели ни нравственного, ни канонического права терять тон сыновней почтительности и сдержанной учтивости и впадать в бестактную запальчивость и обличительный тон по отношению к нашему первосвятителю, Святейшему Патриарху Алексию, к которому все мы относимся с искренней сыновней любовью и глубочайшим почтением.
Поэтому Вам необходимо принести покаяние и смиренно испросить прощения за свою горячность, несдержанность и неуместную дерзновенность, досадившую отеческому сердцу Святейшего Патриарха, ожидающего со скорбию Вашего сыновнего раскаяния в допущенных Вами ошибках» (Бычков С.С. Освобождение от иллюзий. – М.: «Тэтис Паблишн, 2010. – С.506).
Сам первосвященник Алексий (Симанский) тоже очень возмутился. Он направил циркулярное письмо всем правящим архиереями РПЦ МП, в котором говорилось: «Мы запретили их в священнослужении до раскаяния и прекращения ими вредной для Церкви деятельности…
В их действиях мы усматриваем и стремление возвести клевету на государственные органы. Попытка отдельных лиц выступить в роли непризванных судей Высшей Церковной Власти и желание их возвести клевету на государственные органы не служит интересам Церкви и имеет целью нарушить благожелательные отношения между государственными органами и нашей Церковью.
Клеветнические обвинения в адрес Высшей Церковной Власти могут быть использованы враждебно относящимися к нашей Церкви и Отечеству некоторыми зарубежными кругами во вред Церкви и нашей Родины…»
(Русская Православная Церковь в советское время (1917 – 1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. В 2 кн. / Сост. Г.Штриккер. – Книга 2. – М.: Пропилеи, 1995. – С.68-69).
К великому сожалению Московская Патриархия по сей день остаётся сергианской, она за пятьдесят лет не опубликовала ни текст «Открытого письма», ни отзывы на него тогдашних епархиальных архиереев. Это была бы любопытнейшая и весьма объективная страница истории РПЦ МП. Излишне, думаю, повторять, что все ныне здравствующие официальные историки в объективности нашей истории заинтересованы меньше всего. В учебнике по истории РПЦ МП 1917-1990 гг. для духовных семинарий главный историограф профессор-протоиерей Владислав Цыпин пишет:
«В ноябре 1965 года священники Николай Эшлиман из Москвы и Глеб Якунин из Дмитрова направили два открытых письма на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного и Патриарха Московского и всея Руси Алексия. В письме Патриарху речь шла о заслугах Русской Церкви перед русской государственностью и культурой, о насильственном закрытии храмов в 1959-1964 годах. Второе письмо переполнено развязными обвинениями Патриахии, епископата и духовенства в попустительстве закрытию храмов; священники Н.Эшлиман и Г.Якунин потребовали немедленно созвать Поместный Собор и отменить постановление Архиерейского Собора 1961 года о реформе приходского управления.
Письма были переведены на иностранные языки, получили мировую огласку, дали толчок для развязывания широкой кампании в зарубежных средствах массовой информации против нашего государства и против иерархии Русской Православной Церкви. Эти письма, в которых правда была перемешана с демагогией, угрожали внести раздор в среду духовенства.
24 декабря 1965 года Патриарх Алексий I подписал резолюцию: «Священники Московской епархии Н.Эшлиман и Г.Якунин обратились к нам с так называемым «Открытым письмом», в котором предприняли попытку осуждения деяний Архиерейского Собора 1961 года, а также действий и распоряжений церковной власти. Не дождавшись какого-либо ответа на письмо, они самовольно разослали его копию всем епархиальным архиереям, пытаясь нарушить церковный мир и произвести соблазн в Церкви. Тем самым составители письма не выполнили данное ими перед рукоположением обещание (присягу) «проходить служение согласно с правилами церковными и указаниями начальства». Получившие копию письма архиереи присылают в Патриархию свои отзывы, в которых выражают несогласие с содержанием письма и возмущаются действиями двух священников, посягающих на церковный мир. Ввиду изложенного, поручить Преосвященному митрополиту Крутицкому Пимену указать составителям на незаконность и порочность их действий…, направленных на соблазн Церкви, и на соответствующем докладе Преосвященного иметь о священниках Н.Эшлимане и Г.Якунине особое суждение. Резолюцию сообщить циркулярно всем Преосвященным».
В мае митрополит Пимен беседовал с авторами открытых писем, надеясь на их раскаяние. Но они по-прежнему стояли на своём. 13 мая 1966 года митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен запретил их в священном служении». (Цыпин В. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. с.166-167).
Даже сейчас, когда Патриархия, говорят, «свободна», профессор увидел в «Письме» лишь то, что видели советские епископы 50 лет назад, что оно «переполнено развязными обвинениями Патриархии, епископата и духовенства в попустительстве закрытию храмов», что «правда в этих письмах была перемешана с демагогией», что письма «угрожали внести раздор в среду духовенства». А по существу дела – ни слова. Именно так реагировали на любую критику советские чиновники брежневско-черненковской эпохи: «Демагогия!»
«Открытое письмо» священников Николая Эшлимана и Глаба Якунина критиковало решения так называемого Архиерейского собора 18 июля 1961 г. Сегодня в РПЦ МП кажется нет ни одного человека, который сказал бы одно доброе слово о том «соборе» и о его решениях. Но почему-то всю вину теперь сваливают на Н.С. Хрущёва. Он, безусловно, был одержим. Но он разрушал Церковь руками своих подельников – высших иерархов тех лет, в первую очередь – молодых энергичных постоянных членов Священного Синода Никодима (Ротова), Алдексия (Ридигера), Пимена (Извекова).
Патриарх Кирилл так оценивает плоды Архиерейского собора 18 июля 1961 года:
«Положение Церкви сделалось при Хрущеве настолько удручающим, что некоторые священники, в частности мой отец, сравнивали этот период с временами сталинского гонения и говорили: «При Сталине было проще, тогда ставили к стенке или отправляли в лагеря. И всем все было ясно: вот друг, вот враг».
А здесь все делалось куда более изощренно, мерзко, Церковь начали подрывать изнутри. Государство решило, что священники не имеют права нести административную и финансовую ответственность. Все было передано в руки мирян – старост, которые назначались местными властями. Все деньги Церкви и вся административная власть находились в руках этих старост. А староста делал всё, чтобы разорить храм финансово. Все средства он старался сдать в так называемый Фонд мира либо в райисполком, где эти деньги втихую разворовывали чиновники. А ведь там были и добровольные от прихожан пожертвования, которые тоже до единой копейки проходили через руки старосты.
Помню, когда я приехал служить в город Вязьму, там вся местная власть питалась за счет собора. Увидел я в Вязьме, что роскошный храм в жутком состоянии, черный, как кузница, на клиросе стоят три ветхие старушки, поют, и больше никакого хора. Один священник ещё, убогий такой и еле живой. Я попросил, чтобы в храм явилась староста, а настоятель к вечеру отвечает: «Владыко, староста просила передать, что вы для нее не начальник».
Более того, были старосты, которые вмешивались и в богослужебную часть. Я никогда не забуду такого внешне невероятно благоговейного, по фамилии Людоговский, который напоминал Льва Толстого своей окладистой бородой. Он был старостой Троицкого собора Александро-Невской Лавры в Ленинграде. Он ездил за границу, и его везде принимали за такого русского интеллигента. На самом деле это была страшная, чудовищная личность. Под такой благоговейной внешностью скрывался гонитель Церкви, который строго выполнял указания местного уполномоченного Григория Семеновича Жаринова, а тот был принципиальным врагом Церкви, и дело доходило до того, что Людоговский, например, на праздник Крещения мог перекрыть воду. Вот заполнился чан воды, освящает воду настоятель или даже митрополит. Народу в Лавре 25-30 тысяч, поскольку другие-то храмы закрыты. Все стоят за водой. И вдруг… в трубах закончилась вода.
А ещё они пакостили так. Допустим, родители крестили дитя. Полагалось регистрировать паспорта родителей. А уж потом старосты выдавали эти записи местным властям. После тех родителей снимали с очереди на квартиру, увольняли с работы, урезали пенсии. А люди не понимали: что происходит? Мы пришли в церковь, а попы нас сдали?! Наверное, с тех времен и пошло в народе подозрение, дескать, у многих попов под рясами скрыты погоны офицеров КГБ».
(«Неизвестный» Патриарх Кирилл» / ред.-сост. А.Добросоцких. – М.: Даниловский благовестник, 2009. – С.30-32)
Сформулировано так умно, что вряд ли один читатель «Комсомольской правды» из ста тысяч ясно поймёт, кто же «начал подрывать Церковь изнутри». Миряне-старосты, которые «старались сдать все деньги в так называемый Фонд Мира»? В Президиуме Фонда Мира были всё те же шустрые члены Священного Синода. В каждом областном отделении Фонда – Его Высокопреосвященство, правящий архиерей, или, на худой конец, Высокопреподобие, отец секретарь епархии. Архиереев, которые успешнее других в тот Фонд гребли, храмы разоряли, государство награждало орденами и медалями, почётными грамотами. Уверен, ни одни кавалер тех советских орденов и медалей по сей день иудины награды в помойку не выкинул.
С первых дней священства, десять лет, мне приходилось тратить массу времени и сил на борьбу против того богомерзкого Фонда. Горжусь, что старосты храмов, где я служил, не смели сдавать деньги в Фонд Мира. (Об этом см. «Записки сельского священника»)
Может «Церковь подрывали изнутри» вяземская староста, для которой епископ «не начальник» и она говорить с ним не пожелала. Или незабвенный староста Людоговский, который «ездил за границу» (в советские-то годы?! С какой целью? Кто посылал? Кто валюту давал?)
Не вяземская староста и не Людоговский, который «напоминал Льва Толстого своей окладистой бородой», а Патриарх Алексий (Симанский), члены Священного Синода и все участники Архиерейского собора 18 июля 1961 г. – враги Церкви. Активные враги. Именно об этом и только об этом (правда, в более вежливой форме, «политкорректно»), писали в 1965 году священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. На Поместном сборе 1971 года главным защитником того губившего Церковь, «разрушавшего её изнутри» постановления 1961 г. был, естественно, митрополит Никодим (Ротов) – духовный отец, наставник, любимый герой ныне здравствующего Патриарха Кирилла. Архиепископ Василий, участник того Собора, вспоминал:
«Сначала митрополит Никодим, как он обыкновенно поступает в подобных случаях, хотя и спросил «мимоходом», записался ли я выступать завтра, долго говорил на всевозможные прямо не относящиеся к делу темы. Наконец он всё же спросил меня, о чём я собираюсь выступать на Соборе. Я ответил, что исключительно о постановлениях 1961 года, так как это единственный действительно важный и серьёзный вопрос, и в нём у меня разногласие с предлагаемыми решениями. Я буду говорить почти исключительно о канонической стороне, о нарушении принципа единства церковного управления, сосредоточенного в лице епископа. Это единство нарушается постановлениями 1961 года, они производят недопустимое для православных рассечение (дихотомию) между духовным и телесным, материальным. Поэтому по совести я не могу одобрить эти постановления и выскажу это на Соборе.
«Вы, конечно, свободны, – сказал на это митрополит Никодим, – выступать, как Вам угодно, но я не советую Вам это делать. Вы только вызовете против Вас раздражение среди епископов. Каноны мы и сами хорошо знаем, скажут, чего Вы приехали учить нас канонам. Вы принесёте вред Церкви». «А как же Вы говорили, – возразил я, – что никакого вреда для Церкви от моего выступления не будет? Или, может быть, Вам лично моё выступление повредит?». «Мне? Нисколько! Наоборот, если Вы выступите, я в ответ выступлю против Вас с филиппикой, и это будет, где нужно, вменено мне в заслугу. И я скажу, что Вы требуете от нас строгого исполнения канонов, а сами их не соблюдаете, когда это для Вас удобнее. Получится спор, не полезный для Церкви. Вы повредите Церкви». – «Вы так считаете, а ряд архиереев, здешних архиереев, считают, что постановления 1961 года вредны для Церкви, и советуют мне выступать». – «Кто эти архиереи?» – «Я этого не могу сказать». – «Да и не надо, я и так их знаю. Я всех архиереев знаю, кто что думает. Они у меня все как на ладони». – «Может быть, но я их не назову. Все это здешние архиереи, не заграничные». – «Не называйте, я все равно их знаю. Один из дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе. А третий из центральной России».
Я догадался, что митрополит Никодим имеет в виду архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами «из центральной России», я не мог тогда догадаться, узнал значительно позже. Во всяком случае я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать: «Если хотите принести вред Церкви, то выступайте. Никто кроме Вас не выступит. А Вы принесете вред Церкви». Я был поставлен в трудное положение: принести вред Церкви я не хотел, но и промолчать тоже не считал правильным. Я обратился тогда с вопросом к митрополиту Антонию, который присутствовал в этой части разговора, но все время молчал: «Владыко, как Ваше мнение?» «Я думаю, – ответил митрополит Антоний, – что если мы одни, заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут молчать, то это будет иметь смысл: вот, мы герои, а все здешние трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступлением бросим такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями». Эта аргументация митрополита Антония меня психологически более обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел, и само подозрение, что я хочу быть героем, было для меня нравственно тяжким. (Сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония была неправильна). (Архиеп. Василий Кривошеин. Воспоминания. Письма. – Нижний Новгород, 1998. – С.433-435).
Интернет-Собор
Комментариев нет:
Отправить комментарий